Генрих Игитян 1982      

    "Вруйр Галстян "


     Путь пройденный человечеством в искусстве, черезвычайно богат и прекрасен, он бесконечен в своем шествии. За сравнительно небольшой исторический отрезок времени в советском армянском изобразительном искусстве родились интереснейшие мастера, творчество которых несомненно оставит заметный след в культуре народов. Меняются поколения, богатеет сокровищница современной армянской живописи, остаются позади страсти и битвы , дисскусии о том, что же такое истина, одни споры утихают, другие рождаются, и это также естественно, как естественна жизнь на земле.
Еще совсем недавно Вруйра Галстяна считали молодым художником. Время пролетело незаметно, сегодня  Вруйра Галстяна справедливо называют в числе наиболее талантливых мастеров среднего поколения. Многие годы назад, впервые столкнувшись с произведениями художника, я чисто интуитивно ощутил абсолютно индивидуальную, где-то необъяснимую творческую личность, удивительно несхожую с другими коллегами. Истоки его творчества были чистыми – неподражающими и неподражаемыми. А ведь многие, даже любимые наши мастера долго нащупывали свое кредо, пускаясь в естественные подражания, выпутываясь из-под влиянии прежде, чем нашли свое окончательное лицо.
В наше время человечество открывает новые пространства во вселенной, информация молниеносно облетает земной шар расширился кругозор и диапазон видения современного человека. Искусство наравне с другими сферами общественной жизни значительно видоизменилось. Но если к прогрессу и открытиям в науке и технике мы быстро привыкаем и перестаем удивляться, учитывая их утилитарную специфику, - то искусство продолжает  волновать и удивлять. Чем больше развивается человечество, тем теснее творческим индивидуальностям, тем сложнее проблемы уникальности, противопоставляющей себя стандартизации. Парадоксально,что тем не менее продолжают рождаться индивидуальности, создающие уникальное искусство. Если в прошедшие эпохи четче различались архитектура, мебель, всевозможная утварь каждого народа, то сейчас по всей планете идет стандартизация домов, квартир, мебели, кают, салонов, одежды и т.д. Тем удивительнее рождение индивидуальностей, тем необходимее человеку живая плоть искусства  и ее вечно обновляющая  энергия. Современное армянское искусство дало немало интересных личностей. Процесс этот, если рассматривать его сблизи, происходит незаметно, но суммируя десятилетия, со всей очевидностью ощутимо начало возрождения армянской культуры. Нельзя сказать, что этот процесс происходит гладко и беспрепятственно, чего, впрочем, не было ни в одной эпохе…
“Вселенная не имеет предела и края, она безмерна и бесконечна”, - за эту идею был казнен Джордано Бруно. “Истинные ценители искусства” не признавали Ван-Гога, посягнувшего на каноны живописи, и даже один из его великих современников  обрушился на его полотна, как на “мазню сумасшедшего”. Нетрадиционность мышления постоянно вызывает возмущение и непринятие “странных” проявлений, но человеческая мысль продолжает свое трудное по непроторенным трассам, завоевывая все новые и новые рубежи познания. Формальная логика и аналогия затрудняет своевременное восприятие результатов фантазии творцов, живущих рядом с нами. Так было во все эпохи. Наша в этом смысле мало отличается от других и эти рассуждения приводятся не в виде упрек, а скорее в плане более терпимого осмысления происходящего.
Очевидно, зритель должен иметь определенную дозу воображения или, по крайней мере, доверие к творцу и желание приблизиться к его сложному миру исканий. Вруйр Галстян – художник сложный, восприятие его произведений требует не столько теоритической подготовки зрителя, сколько раскрытых клапанов ощущения, готовности не закрываться непробиваемым щитом очередного неприятия, понимания того, что в искусстве не может быть догматических рамок.
При первом же посещении маленькой комнатки, в которой работал Вруйр Галстян, мое внимание привлек небольшой натюрморт, который и поныне сохраняет свои художественные достоинства. Он выглядит несколько необычно. На неловко сбитый подрамник  натянута мешковина, неумело сшитая из нескольких кусочков, на которой изображен обыкновенный чайник. Все просто и удивительно, глубоко и прекрасно. Возможно, когда-нибудь этот маленький натюрморт выставят двухсторонне, чтобы продемонстрировать и истинное живописное качество, и глубочайшую любовь автора к искусству. Быть может, этот непридуманный и несколько сентиментальный эпизод явится ключом к пониманию сложного творческого пути Вруйра Галстяна, которого переодически не принимали и понимали, а он постоянно усложнял задачи, и так… до сегодняшнего дня, и так вероятно будет до конца жизни. Важно, что здесь совершенно отсутствует стремление к эффекту, оригинальничанию. Шла и идет труднейшая, мучительная борьба самопознования и бесконечное проникновение в тайны живописи, в мир неповторимый , неповторяющийся, вечно обогащающийся и расширяющий владения искусства.
В мастерской сохранилась одна из учебных постановок Вруйра Галстяна – композиция с двумя женскими фигурами, свидетельствовавшая о появлении серьезного мастера живописи, который уже в студенческие годы был зрелым художником. Истина о том что, что жудожниками не становятся, а ими рождаются, здесь утверждалась со всей очевидностью. Студенческая постановка отличается удивительно зрелой мужественной живописью, крепким уверенным рисунком, плотной насыщенной фактурой, без следа сделанности, ученического неумения, штудировки. В натюрмортах и портретах тех лет не было малейшего намека на желание подчеркнуть значение предмета, личности. Художник писал все то, что его ок­ружало, выискивая, прежде всего, тайны живописи, утверждая свое кредо.
Автопортрет, мужской портрет, написанный в Норкской больнице, портрет армянки поразительной силы красоты, натюрморты свидетельствовали об истинной зрелости талантливого живописца, о его глубокой индивидуальности.
О Вруйре трудно сказать: работает в области натюрморта, тематической живописи, портрета, пейзажа. Он работает в области живописи. Не скажешь ни слова и о поэтическом мироощущении. Напротив, это проза, крепкая, как земля, каменная земля Армении.
Любимые писатели Вруйра Галстяна - Сервантес и Чаренц. Любимый литературный герой – Дон-Кихот. Многочисленные вариации посвящены этим, казалось бы, противоположным образам, далеким по времени, эпохе, но, несомненно, близким по духу, бескомпромиссности, гуманистическому началу. Неоднократно, обращаясь к заветным темам, художник никогда не повторяется, находя все новые решения неисчерпаемых поэтико-эпических образов. Залог успеха – в отказе от иллюстративноси, повествовательности литературных героев. Монументальность пластичесиких форм придает портретам особую значительность, далекую от жанрово-бытовой документальности. Но, пожалуй, чаще всего Вруйр Галстян пишет автопортреты. Возможно, именно здесь легче всего проследить целеустремленость эволюции художника, прошедшего от конкретного натурного изображения к монументальному обобщению формы. Собственно говоря, изображения последних лет трудно назвать автопортретами в обычном понимании. Через тему автопортрета художник решает задачи, далекие от самолюбования, самовоспевания, здесь те же нескончаемые проблемы живописи: сочетание необыкновенной плотности и интенсивности цвета, охваченного твердыми конструктивными контурами. Как это не удивительно, через посредство автопортретов ощущаещь характер сдержанной, великой природы Армении, ее суровость и первозданность.
Маленькие и большие, значительные и незначительные произведения Вруйра не теряют от времени выразительность и убедительность, качество, которое в них содержится, не стареет, не лишается значения и силы, Казалось бы , что может быть прозаичнее крана, торчащего из стены, или кружки, стоящей рядом. Но разве когда перед вами груши и яблоки Сезанна, у вас возникают гастрономические ощущения? Музыка живописи, ни с чем не сравнимая, ни с чем нескончаемая и не утоляющая, погло­щает вас, и вы становитесь ее счастливым пленником.
Художник нашего времени существенно отличается от мастера прошлого в одном важном вопросе. В прошлые эпохи, воспевая прекрасное, творцы чаще всего брали за основу своих произведений красивые предметы, драпировку, кружева, богатую одежду, золото, стекло и уже готовое красивое преподносили зрителю, нередко стремясь к иллюзии, безусловно талантливые- талантливо, бездарные- бездарно.
В наше время художник вносит в изображения, допустим крана или  кружки красоту, не столько зависящую от предмета изображения, сколько от силы его самовыражения. Именно в творчестве таких живописцев, как Вруйр Галстян, самые обыден­ные, обычные предметы приобретают особую красоту и смысл, раскрывают содержание художнической души.Опасность манерности, моды совершенно не грозит Вруйру. Он настолько увлечен процессом работы, настолько уходит в живопись, забывая обо всем, что созданное им выражает сугубо личные ощущения. Искусство Вруйра внешне не привлекательно ни каким-либо редким проч­тением сюжета, ни какой-то претензией на новаторство, но оно ценно той подлинностью, которая не очень часто встречается и, в конечном итоге, одер­живает победу над временем. Каждый мазок художника содержит в себе нерв переживания, стремление полнее выразить себя. Подобно тому, как неудавшееся архитектурное сооружение никак не гармонирует с природой Армении, потому что оно привозное, инородное. Но проходит время, и мы вновь убеждаемся в том, что истинная гармония в подлинности, в ограниченном слиянии с родной природой. Под каждой картиной Вруйра несколько картин завершенных приемлемых для нас, зрителей, но не для него- невозмутимого, черезвычайно требовательного к себе и своим коллегам. Можно возненавидеть мастихин, которым он, недовольный результатом, постоянно соскабливает плотные пастозные слои краски. Но остановить его невозможно. И, видимо, прав художник, а не критики. Он от себя требует большего. Для характеристики Вруйра это немаловажный факт. Цельность натуры, необычайная сосредоточенность и огромная вера в искусство - отличительные черты его характера. Он художник во всей его сущности.
      Произведения Вруйра Галстяна очень монументальны, им словно не хвата­ет масштабов полотна, им тесно, они просятся на большие росписи, на гигантские ре­шения. Советский искусствовед В. Мейланд пишет:”Произведения В. Галстяна последних лет способны выдержать очень значительное увелечение, не теряя при этом своих художественных качеств. Им тесны деревянные рамы и чужда фактура холста. Каждый автопортрет, будучи погруженным в “квартирное тихо” кажется перегромленным (даже музей для него слишком уютен), каждый требует для себя по меньшей мере , здания чтобы взирать на город и ловить на себя взглыды города”.
Осматривая экспозицию Музея современного искусства Армении, извест­ный мексиканский художник Сикейрос с восторгом отозвался о произведени­ях Вруйра Галстяна; он в частности сказал: "Этот живописец мог бы успешно работать в области мо­нументального искусства". Кстати, Вруйр длительное время работал над эски­зами к монументальному витражу для кинотеатра "Россия", который, к сожа­лению, не был осуществлен. Произведения Вруйра Галстяна монументальны сами по себе, имея самостоятельную функцию, они не претендуют на механи­ческое перенесение на стены, что, естественно, потребовало бы соответствую­щего решения с учетом специфики. Многие его полотна ассоциируют­ся с витражами, но витраж не может содержать в себе столь богатейших цве­товых нюансов.
Рисунок, композиция, цвет в традиционном смысле этих понятий, худож­ником отстранены, многие предметы угадываются или вовсе не обозначены. На полотнах размещены фантастические видения, но абстрагирование не пе­реходит в знаки или схематическую геометризацию. Энергичная живописная плоть, охваченная мощными контурами - принцип, наблюдающийся еще в раннем периоде - здесь находится в полном созвучии с автономными, одна­ко в синтезе гармоничными компонентами, с напряженным, интенсивным звучанием. Подобную интерпретацию не следует воспринимать как самоцель. Живопись Вруйра Галстяна требует длительных размышлений, постепенного привыкания для вхождения в сложный мир. Для художника характерно создание внешне статичного, внутренне динамичного, подвижного, компакт­ного мира, поэтому его монументальные полотна преисполнены динамичного живописного подтекста, напряжены до предела, часто алогичны­ и именно в их противодействии фокусируются мощная энергия, гармо­ния и логика.
Произведения Вруйра Галстяна лишены эффектов и каких-либо внешне привлекательных моментов. Это мир, в котором проблемы возникают не от слабости, а от избытка сил, от желания сделать лучше, убедить не кого-то в ожидании комплимента, а прежде всего самого себя. Стимул – постоянная неудовлетворенность сделанным, стремление добиться истинного живописного качества.
Ценность произведения искусства не взвесишь на весах, не измеришь линейкой. Сравнения не всегда позволяют прийти к точному художественному критерию. Время отбирает строже и точнее, оно отбрасывает любое проявление меркантильности и коньюктуры, остается лишь то чистое, качественное, вечное, из которого в итоге суммируется исскусство. Разве когда-либо великие мастера прошлого думали о том, как выглядеть более современными или национальными? Они выражали свое ощущение естественно, органично, твердо опираясь на родную почву.
В произведениях Вруйра Галстяна, начиная с наиболее ранних и до послед­них, нетрудно заметить полнейшее отсутствие аналогии не только в армянс­кой живописи, но и вообще в известных нам фактах искусства. Здесь полное отрицание реминисценций, анахронизма, либо желания приблизиться к отк­рытиям модернизма. Это явление, порожденное нашей природой, явление исключительно индивидуальное, не имеющее предшественников и исключаю­щее продолжателей. Творчество Вруйра Галстяна замкнуто в себе и сохранит­ся таковым. Отсюда и естественное непонимание многих процессов, которые постоянно прогрессируют  и видоизменяняются. Несхожесть приводит к недо­умению, отсутствие сравнений застает врасплох, вызывает дискуссии, либо от­рицание и, в редких случаях, восторг. Мы имеем дело с тем редким типом живописи, раскрытие тайны кото­рой во многом предопределит время. Возраст для Вруйра Галстяна не помеха, его творчество будет  эволюцио­нировать до тех пор, пока он держал кисть в руках. Здесь нет нужды гадать, предсказывать, прогнозирование основываеться на фактах его творче­ства. Недаром великий Сарьян отозвался о нем, как о "явлении, достойном особого внимания".



Эллен Гайфеджян 1988

       "Через тьму к свету "


      Картины Вруйра написаны энергичными корпусными мазками, которые будто своевольно ложатся на холст в стремительном темпе, сообщая взволно­ванность чувства даже наиболее статичным композициям. Эти мазки-штри­хи, мазки-линии и лепят пластическую форму изображаемого. Но подобно тому, как, исполнив свое жизненное предназначение, гибнут пчелы-самцы в миг зачатия новой жизни, в непрерывном перетекании друг в друга разнооб­разно окрашенных мазков, линейно-пластический аспект организации фор­мы целиком растворяется в вытканной ими же цветовой структуре. Именно она - основной носитель и выразитель образно-эмоционального содержания полотен Вруйра.
В многочисленных композициях Вруйра свет выступает как бы в своем прямом значении: свет как производное от солнца, дарующего жизнь. Солн­це, Свет, Жизнь становятся синонимами для Вруйра. Он истово поклоняется этой новоявленной ему троице, идентифицированной, видимо, в его художе­ственном сознании с Вечностью. Посредником между этой метафорой в жи­вописи Вруйра и зрителем является необыкновенно звучный, напряженный цвет полотен художника, от которых исходят снопы лучей света.
А в целом образный смысл понятия Свет в искусстве Вруйра предполагает, как представляется, такое прочтение: Свет как путь к Истине. За неистовством цветовых ритмов, цветовых форм, цветовых композиций ощущаешь чрезвы­чайно волевое усилие человека, прокладывающего путь к Свету (Истине) на­перекор всему. "Через тьму к свету" - в этих словах Ван Гога, в которых он мыслил основную евангельскую истину, по-видимому, и заключена квинтэс­сенция содержания живописи Вруйра.
Если вплоть до начала XX века общеевропейское искусство всецело зиж­дилось на вере в идентичность образа и сокровенного смысла реальной пред­метности, чистый локальный цвет в произведениях Вруйра целиком "метафи­зичен". Хотя для художника видимость вещей сама по себе уже ничего не значит, дело вовсе не в полной оторванности цвета от природного первоис­точника. В пространстве художественного воображения Вруйра, даже когда он пишет портрет, нет ни одной объективно существующей формы, которая служила бы ему материалом для изображения, хотя бы и абстрагированного, когда визуальную форму можно, как он делал это в 1960-ые годы, кромсать и деформировать для создания новой живописной реальности. Для выраже­ния того понятийного, знакового смысла, который отныне вкладывает Вруйр в свои произведения, ему достаточно отвлеченных геометрических форм, таких, как отрезки прямой и кривой линии, круг, треугольник, ромб, стрел ка, пятно того или иного размера и конфигурации. Искомый художественный образ Вруйр строит комбинируя в определенном логическом порядке всевоз­можные разновидности этих одиночных мотивов. И уже сам факт подобной созидательной деятельности играет, возможно, вовсе не последнюю роль в понимании смысловой концепции творчества художника в целом: противо­поставить созидание разрушению, Свет - Тьме.
В памяти встает новаторская для своего времени идея Ван Гога создать жи­вописные ансамбли - серии подсолнечников, садов, олив, видов Прованса, серии, мыслимые как единая колористическая "декорация", как целостное панно, в котором каждое из живописных звеньев должно было усиливать и дополнять другое. Скорее подсознательно, нежели в силу осведомленности в ван гоговском замысле, Вруйр как бы предлагает свой вариант его осущест­вления, который на высшем, концептуальном уровне смыкается с целенап­равленностью некоторых трансавангардных течений, в первую очередь, "лэнд-арта". Так, выражаясь в разных стилевых формах новейшей художественной культуры, выявляет и утверждает себя феномен "надличностой художествен­ной модели мира".
Обращенное не к индивиду, а массе, артпространство Вруйра Галстяна - самодовлеющий образ Света, обладающий напряженной и мощной энергией. И именно в этом - уникальность вклада армянского мастера в разработку ве­дущей стилевой проблемы искусства XX века.

.

Ара Вагуни 2004

       "Египетские пирамиды и загадки Вруйра Галстяна"


  Каждый раз, когда смотрю на картины Вруйра Галстяна, меня охватывает чувство, будто я оказался у египетских пирамид, перед мощью которых ощущаешь свою ничтожность и переживаешь чувство космического одиночества. Долгое время я приписывал эти ощущения гигантским размерам пирамид, но когда, много лет назад, по какому-то поводу я спросил нашего великого маэстро, Ерванда Кочара, какое искусство он считает самым древним в мире, Кочар без промедления ответил: ''Скульптура''.
  Сказал и, заметив мой удивленный взгляд, для подтверждения своих слов, добавил: ''Да, да. С того момента, как человек поднял лежачий камень и поставил его вертикально, родилось первое, самое древнее искусство в мире''. Сказал и снова добавил: ''Тогда он создал свою самую простую и самую гениальную скульптуру, после которой все создаваемое становится ее производным''.
  Только после этого ответа маэстро я разгадал тайну египетских пирамид, творчества Вруйра и того непонятного чувства, которое ощущал, сталкиваясь и с тем, и с другим. Мне стало ясно, что эти оба явления похожи на ту доисторическую скульптуру, которая своей гениальной простотой стала первоосновой всего последующего искусства.
  Вот она загадка египетских пирамид и живописи Вруйра Галстяна – и то, и другое по своей простоте ведут нас к первоосновам искусства и архитектуры, по ту сторону которых – лишь производное.


Юрий Хачатрян

       "Одухотворенная гармоня"


      Великий китайский художник и теоретик искусства 5-6 вв. Се-Хэ в своем замечательном трактате "Категории древней живописи" приводит шесть ос­новных законов изобразительного искусства: "Эти шесть законов являются сущностью теории живописи, которая в жизни десяти тысяч поколений ос­тавалась неизменной." Первый из этих законов требует от искусства и худож­ника "одухотворенной гармонии"...Работы одной из самых интересных фигур современной армянской живописи Вруйра Галстяна, в своей сущности, это сплошная "одухотворенная гармония". Его творчество, являющееся очеред­ной победой нашего изобразительного искусства, в основном сформирова­лось в те годы всеобщей глухоты и немоты, трагические и отчаянные отголос­ки которых будут доходить до нас еще долгое время. Последние два-три де­сятилетия нашей жизни были крайне неблагоприятны и ненадежны. И тем не менее, в эти годы настоящее и неподкупное искусство, ценою жертв и лишений, продолжало интенсивную жизнь.Творчество нескольких ярких ин­дивидуальностей сегодня предстает как искусство целого поколения живо­писцев, делающее честь всему армянскому искусству. Величайшее преимуще­ство художников этого поколения - нравственная чистота их творческих принципов и убеждений, моральная сила их искусства, прошедшего сквозь густую среду серости и посредственности. В своей сущности оно противос­тояло выполняющему официальный заказ, фальшивому академизму и беспо­мощному фотографизму, представшими в качестве новой и высокой ступени реализма нашего времени.Непримиримый дух этого противостояния и стано­вится подлинной сущностью этого искусства. И именно эта особенность судьбы связывала это поколение с художниками предшествующих десятилетий, творивших в самые мрачные времена. К их чести надо сказать, что эти первые творческие индивидуальности смогли остаться вдали от соблазнов тщеславия, уберечь свое искусство от фальшивых лозунгов дня, от суеты ве­ка и времени, от царящих в художественной среде идейных и теоретических интриг и нелепостей. Они не предали принципы высокой человеческой нрав­ственности и не стали, как сказал поэт, " рупором преходящего".Только бла­годаря им мы сегодня с открытым лицом встречаем то художественное поко­ление, которое станет завтра судьей нашей нравственности. И именно бла­годаря им не нарушается связь времен... В свое время они принимали на се­бя ежедневные удары управленцев и администраторов от искусства, бездар­ных посредственностей, преподававших им уроки "профессионализма" и "учаших" уму - разуму, всевозможных "рыцарей удачи",   осуждавших их за идейные и теоретические ошибки". Но они выстояли, потому что были по -настоящему верны искусству, действительно верили в силу истинного творчества и еще потому, что не были созданы для чего-то другого, для дру­гой жизни...
Вруйр Галстян был одним из них.
Его творчество начинается с 60-ых годов, хотя он посвятил себя живописи гораздо раньше. Гораздо раньше окончания художественно-театрального института или поступления в художественное училище имени Фаноса Терлемезяна. Искусство было его жизнью. Он жил в нем так же, как в жизни.
Вруйр Галстян начинал так, как начинали, наверное, все художники мира — усваивая все, чему учили преподаватели изобразительного искусства, че­му учило творчество классиков и чего можно было достичь при желании, усердии и упорном труде. В своих первых, более или менее заслуживающих внимания работах, особенно в пределах классических жанров натюрморта или пейзажа, он также отдавал дань знакомым и уже найденным путям худо­жественного понимания и изображения предметного мира и среды. Однако изучение и творческий поиск не для одного только повторения — уже в сере­дине 60-ых искусство Вруйра Галстяна переживает интересный процесс ста­новления и самоутверждения.
Первыми примечательными живописными циклами, демонстрирующи­ми путь трансформации его искусства, были "Дон-Кихот" и "Чаренц-наме". Последовавший цикл "Красный Дон-Кихот", "Серый Дон-Кихот", "Мой Дон-Кихот", триптих "Дон - Кихот","Дон-Кихот и Санчо-Панса", "Дон-Кихот и Росинант", "Дон - Кихот и луна" уже говорят о внутреннем проти­востоянии и непримиримости со временем. Наводнившим официальные залы выставок повествовательным композициям,дифирамбной и панегири­ческой живописной литературщине он противопоставляет своих неразлучных героев — бедного и благородного идальго и простодушного и наивного кре­стьянина — бессмертного Дон - Кихота и Санчо Пансу. Во времена ярмарок орденов и медалей, фейерверочных юбилеев столь последовательное увлече­ние глубоким образом Дон-Кихота, конечно же, не могло носить сугубо лич­ный   характер.
Созданные в последующие годы живописные циклы "Лица и маски" и "Шутовская игра" уже гораздо четче выявляют исповедуемые В.Галстяном нравственные и эстетические принципы. Художник нарочито стирает сущест­вующие между лицом и маской различия - лицо стало маской или маска - ли­цом? Которое из них более характерно для времени, которое символизирует жизнь? Созданы ли шуты и клоуны художественной фантазией художника, чистая ли это игра живописи или они символизируют более чем реальное празднество и ярмарку?..
Портреты Саят-Новы, Егише Чаренца, Мартироса Сарьяна, Ваграма Папазяна, Паруйра Севака и других, цикл созданных в разное время авто­портретов свидетельствуют о своеобразном подходе автора и его необычной наблюдательности при изображении человека. Лучший живописный портрет Егише Чаренца, созданный в наши дни, без сомнения принадлежит кисти Вруйра Галстяна. Это полотно в наибольшей степени расширяет     пределы возможностей жанра, это больше, чем портрет. Это - роман, сказание, тра­гедия о жизни и времени, о великом поэте и человеке. Вруйр Галстян создал несколько вариантов портрета Чаренца — с различными оттенками трактов­ки. "Чаренциана" - цикл полотен, изображающих поэта, дышит монументализмом и эпикой. В них чувствуется могучая сила, живописный язык, слово и мышление, достойные "бурной лиры" поэта. В этих портретах присутству­ет и сам Чаренц "Книги пути" - трагический, одинокий,уникальный, несги­баемый и...бессмертный. Каждое из этих произведений имеет свои живопис­ные и художественные особенности,хотя их объединят то, что художник идет не к точному копированию природы, а к символу души — знаку -обобщен­ному портрету...
Уже в 70-ые, когда художник утвердился в своих творческих, а значит, и нравственных принципах, он постепенно удаляется от изображения матери­альной определенности предметного мира, идя к чисто цветовому мышле­нию. Вещественность предмета, как бы, сковывает художника, давит на его художественное мышление, закрывает горизонты его творческого воображе­ния. И постепенно видение художника преодолевает традиционные границы восприятия. Он идет к освобождению своей живописи от навязанного пред­метностью цветового ограничения и скованности, от литературной повество­вательности, от явной, формо-объемной и свето-теневой характеристики ви­зуального восприятия предмета. Художник уповает на чистый, четкий и прос­той цвет. Постепенно цвет становится основным организующим элементом его архитектоничных композиций. Но даже в этих пределах цвет на его по­лотнах в той мере, в какой он обусловлен средой, в той же мере предстает как самостоятельная и независимая единица. Декоративный контур - силуэт цвета, ясное и четкое цветовое пятно на полотнах Вруйра Галстяна геометри­чески правильно- устойчиво, определенно, гармонично и пропорционально, "мазки кисти сильны, цвет - простой и светлый" (Се-Хэ). Яркую красоту ок­ружающего мира художник в состоянии выразить по-настоящему "просты­ми и светлыми тонами".
Художник верен своим принципам и в пейзажах, и в портретах, и в разно­образных композициях, будь то живопись, графические работы, эскиз витра­жа или что-то другое...
Годы творческой жизни художника совпали с довольно бесславными года­ми. И хотя время почти ничего не дало ему в качестве морального возмеще­ния — у него нет ни званий, ни премий -зато ему досталось самое высокое зва­ние- звание настоящего художника и, вероятно, Вруйру Галстяну принадлежит и самая большая премия — его искусство, выдержавшее испытание време­нем, преодолевшее все препятствия.